А.М. Несколько лет назад мы c Андреем Новиковым-Ланским выпустили книгу "Хранители наследия", в которой собрали наши интервью с русскими аристократами. В одном из них князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский говорит, что наличие вкуса отличает аристократа от буржуа. Безусловно, вкус — это аристократическое качество, ведь одна из функций аристократии заключается в том, чтобы отбирать лучшее и наиболее ценное с точки зрения культуры и передавать это другим поколениям. Почему до нас дошли картины Рафаэля и Леонардо? Потому что их ценность была понята аристократией, и их передавали из поколения в поколение. Если бы у правящего класса того времени отсутствовал вкус, то нам бы досталось от них по историческому наследству творчество условного портретиста Шилова, прототипы которого есть в любое время. В этом смысле большевики были правы, особенно начиная с Хрущева, когда относились к вкусу и эстетике, как к классово чуждым для общества рабочих и крестьян явлениям.

А.М. Да, сейчас можно часто это услышать, но вопрос в том, есть ли там этот вкус? Это ведь не личные предпочтения, это чувство меры, соотнесенность с традицией, с образцами, это способность к тонким различиям, способность улавливать тонкие вибрации.

А.М. Я думаю, что можно. Не всем, конечно, но тем, кто по своей природе способен к тонким различиям, вкус развивать можно и нужно. В одном из интервью Ирина Антонова, тогда еще директор Пушкинского музея, говорила, что когда она училась, им настоятельно рекомендовали смотреть, смотреть, смотреть картины. После такой насмотренности ты вдруг начинаешь видеть различия и понимать что хорошо, а что плохо. Так во всем. Сначала вы просто отличаете Баха от Бетховена, а потом понимаете различия интерпретаций у одного исполнителя в разное время.

Конечно самый простой путь формирования вкуса — это семья. Но здесь важно, что, скажем, у аристократов вкус целостный, он представляет собой одно из базовых качеств личности и распространяется на все сферы, а интеллигенция имеет дело с различиями только в рамках своей специализации. Скажем, есть вкус в литературе, в чем-то еще, чем занимается интеллигент, а в быту и во всем остальном у него царит эстетический мрак. Но высшая социальная прослойка интеллигенции, если можно отнести её к интеллигенции, — богема — безусловно, отличается вкусом.

А.М. Это разные миры. Но могу сказать, что еще одно отличие аристократа от интеллигента в том, что интеллигент судит мир через категории морали, а аристократ через призму приличий. Аристократ при этом не навязчив, просто в другой раз с вами не станут общаться, интеллигент же обычно навязывает свое отношение к миру, полагая себя его центром.

А.М. С точки зрения социологии это, разумеется, совсем разные группы. Но стилистически они могут быть похожи, так как и у одних и у других есть вкус и возможности этот вкус проявлять. Они и в принципе довольно близки между собой. Другое дело, что богема более свободна стилистически, будучи средой творческой, а аристократия живет в мире консервативных традиций и более строгих стилистических норм.

А.М. Различия во всем. Отношение к роскоши разное. Аристократический вкус строже и аскетичнее. Буржуазия, напротив, предпочитает роскошь выставлять на показ. Весь рынок дорогих украшений живет за счет буржуазии. Для аристократа новое означает, что у тебя нет истории. Я поясню на примере. В Лондоне есть клуб White's, это самый респектабельный и закрытый мужской клуб на улице Сен Джеймс, членами которого являются джентльмены из высшего английского общества, которое очень классовое само по себе. Кстати, несмотря на огромную русскую диаспору Лондона, в White's всего один русский человек — князь Никита Лобанов-Ростовский, то есть деньги там не решают вопросов членства. При этом внутреннее убранство клуба отнюдь не самое шикарное, напротив. Буржуазные же клубы, принимающие представителей третьего сословия — торговцев и коммерсантов, которых по правилам не принимают в White's — имеют куда более богатый интерьер.

Кроме того, правила дресс-кода непреложны в аристократической среде. Мужчина из аристократического сословия не может появиться на публике без галстука, например, или небритым — это моветон. При этом сама одежда не обязательно должна быть очень дорогой, главное опять же — вкус, чувство меры. Буржуазные дамы и господа не всегда знают меру. Однако часть буржуазии тянется к аристократическим образцам. Не все, конечно, ибо современная массовая культура предлагает множество более неформальных вариантов. Это зависит и от общества, например, если в Англии аристократия является правящим классом, то она задает ориентир, а в демократиях такого нет.

Но знаете как отличить вставшего на этот путь неофита? Он постоянно проговаривает вслух социальное уравнение, которое аристократ решает мгновенно в уме. То есть вам будут постоянно объяснять, почему то или иное событие прилично или неприлично, постоянно вы будете слышать оценки реальности и алгоритм этих оценок, это утомительно. Аристократ же смотрит на мир, делает выводы и вежливо улыбается, он регулирует свой социальный мир посредством дистанции. Зачем вам говорить об арифметике, если вы давно защитили докторскую по математике. Но надо понимать, что все наши рассуждения мало относятся к современному российскому обществу: в России все проще — все уровни, к сожалению, пронизывает шансон-культура, она и является реальной скрепой.

А.М. Я думаю, прежде всего, по расслабленности, естественности, отсутствию напряжения. Тело выдает вас. Если вы с детства в этой среде, то вы будете расслаблены, для вас все естественно. Пока наши дамы сидят на приеме с каменными лицами, потому что именно так они представляют себе высший свет — драматическим и высокомерно-напряженным, — герцогиня Кастро уже на танцполе. Но элегантные люди есть и вне аристократической среды, конечно же, как и люди со вкусом, здесь прямого соответствия нет. Когда-то в Англии аристократические манеры спустили вниз по социальной лестнице и получили феномен дендизма, противостоящего пошлости современного им мира — людей не высшего света с хорошими манерами и чувством стиля.

А.М. Из наблюдений. Мне посчастливилось общаться с самыми яркими представителями русской аристократии за границей и близко наблюдать представителей европейских аристократических семей. А интеллигенция нас окружает с рождения, как Вы заметили.

А.М. Иронию. А также одинаково ровное отношение к людям всех сословий, будь то прачка или королева.

А.М. Чувство меры никто не отменял, а у аристократов чувство меры и чувство дистанции довольно развито.

А.М. Скажем так, в современном искусстве есть смысл, который имеет гораздо большее значение, чем эстетическая ценность произведения. Грубо говоря, важнее становится та зеленая тетрадочка, которая лежит рядом с инсталляцией и объясняет её суть, смысл художественного жеста, который выходит на первый план. Поэтому вы можете не уметь писать, но быть очень популярны и продаваемы. Другое дело, что за смыслы несет эта тетрадочка. Как правило, там нет особенной глубины, и порой все довольно примитивно. Не Лао Цзы. Но такова мода.

Занимает другое: поклонение современному искусству похоже на религию, и её апологеты довольно нетерпимы. Когда вы говорите, что удивлены миллионной стоимостью испачканной мелом школьной доски, они идут на вас крестовым походом. Однажды неглупый человек доказывал мне в фейсбуке, что для меня унитаз — это всего лишь унитаз, а кучка дерьма в качестве инсталляции — это всего лишь кучка дерьма, и я не понимаю глубины заключенных туда тайн. Но что поделать, если эти тайны мне не интересны? Человечество накопило множество куда более глубоких тайн.

А.М. Что-то, что называется "современным искусством", эксплуатирует интеллектуальное тщеславие умных, но не мудрых людей. Оно предлагает им интеллектуальную игру вокруг очевидного и примитивного, повышая статус этих предметов с помощью этой зеленой тетрадочки и гарантирует рост самооценки апологета. Кроме того, всё это копирует технологии классической секты, где вам объясняют, что вы избранный, вам доступны некие тайны, которые недоступны профанам. Ваша самооценка растет: вам доступно недоступное массам, вы не толпа, вы — избранный. Разве это не привлекательно? Людям приятно тешить собственное эго. Тем более, что язык зеленой тетрадочки действительно непонятен широким массам. На этом и стоит современное искусство. И когда вы удивляетесь разрисованной школьной доске, посвященный в тайны растет в собственных глазах, ибо он-то знает, что это не просто доска! А вы, он надеется на это, не знаете.

Но есть еще и те, кто держит этот рынок и формирует стоимость. Я думаю, что они свободны от сектантских настроений, которые удачно эксплуатируют. Не удивлюсь, если для себя они покупают Рембрандта и Гойя. Интересно было бы побывать в гостях дома у Чарльза Саатчи, например.

А.М. Да, одна из ключевых фигур на рынке современного искусства, он подписывает путевки в жизнь.

А.М. Знаете, с людьми всё же всё по-другому. Это ведь не мебель и не автомобиль Роллс-Ройс, который хорош уже тем, что красив. В людях я ценю глубину, если говорить об узком круге. Интересно, когда в них есть что-то, чего нет во мне, это привлекает. Эстетика здесь значения не имеет. Нельзя забывать, что иногда судьба выбирает за нас, ибо жизнь мудрее нас самих. А если говорить о социальном окружении, то, конечно, интересно общаться с людьми твоего круга, то есть с теми, с кем есть общие интересы, общая частота вибраций. Нравятся люди, разбирающиеся в оттенках вкуса, будь то английские ботинки, постановки Большого театра, русский ампир или пуэр фабрики Пу Вень. Когда интерес этот не профессиональный, а основанный на вкусе к разным сторонам жизни. А женщина, имеющая тонкий вкус? Такие наперечет, каждая — подарок судьбы. Почему-то иметь вкус к вещам повседневным считается у нас чем-то элитарным, требующим больших затрат, но ведь это не так, это всего лишь оправдание собственного дурновкусия. К тому же, чем больше человек различает в быту оттенков, тем сложнее ему скатиться в черно-белую картину мира. Неплохо иметь интерес хотя бы к вкусовым оттенкам гречневой каши, не обязательно всем разбираться в рубинах из Бирмы, что, впрочем, тоже не лишнее.